Первая часть потрясающей истории об обыкновенном тролле, его нелегкой судьбе. Жизнь троллей освещается довольно слабо и в официальных источниках, и в творчестве фанатов игры. А ведь, связанные племенными обычаями и жесткими правилами, тролли проходят очень трудную дорогу, прежде чем их начинают воспринимать, как полноценных членов общества.
Поплавок дёрнулся, и резко ушёл под воду. Квай ухмыльнулся, ловко подсёк, и вытащил на илистый берег грязнотинника.
Ну и мерзостная рыбка, подумал Квай. И как только Мамбике удаётся их так вкусно готовить?
Он бросил грязнотинника к остальным, в корзину. Пора возвращаться в Шаол’Вату.
Шаол’Вата была небольшой деревней троллей-амани, и Квай, сколько себя помнил, всегда жил там. Там же жила его старшая сестра, Мамбике. Деревней управлял вождь-наместник Тора’джин, и верховный знахарь Мбогу. Жизнь была относительно тихой и спокойной; Квай слышал о схватках с ночными эльфами где-то на западных рубежах империи, а война с акири, злобными насекомыми, войнами империи Ази’Акир, кажется, осталась в прошлом.
Но в деревне Квая не то чтобы не любили, но относились с нескрываемым презрением, и вечно насмехались над беднягой. И лишь Мамбике удавалось защищать своего незадачливого братца от соплеменников.
Причиной всему был поступок, совершённый некогда их матерью, Тор’гай.
Отец их, Зур’ман, был великим воином, и прославился на полях сражений, собственноручно убив несметное количество воинов-акири, но героически погиб в последнем, решающем сражении, после которого война с акири окончилась.
Мамбике тогда была маленькой, но навсегда запомнила горе своей матери, узнавшей о потере.
А сама Тор’гай ждала тогда ребёнка. Знахарь Мбогу говорил с духами, и узнал, что у великого воина Зур’мана должен родится наследник. Тогда Мбогу решил сделать из сына Зур’мана воина-берсерка. Эти могучие тролли обладали поистине чудовищными телосложением и силой. Отряд из десяти берсерков мог уничтожить столько же сил противника, сколько сотня обычных троллей-воинов. Для этого Мбогу приготовил специальный эликсир, который Тор’гай должна была пить каждую новую луну, по одному глотку, пока носит ребёнка.
Но Тор’гай понимала, что, потеряв мужа, она может потерять и сына, если тот станет воином, и уж тем более — берсерком. Несмотря на огромную силу, берсерки редко жили долго, и чаще гибли после двух-трёх сражений, пусть и могли существенно повлиять на исход оных. Кроме того, тролли-берсерки, будучи идеальными воинами, безжалостными, не ведающими страха, были практически лишены обычных качеств, присущих любому простому троллю. Бывали, конечно, случаи, когда берсерки занимали более высокое положение в обществе, но обычно они редко доживали до этого. Тор’гай не хотела такой судьбы для своего сына.
И она не стала пить эликсир. Она сделала лишь один глоток в присутствии Мбогу, а затем тайком избавилась от жуткой настойки.
Всё открылось, когда Квай родился. Знахарь Мбогу сразу понял, что в младенце нет ничего от будущего берсерка, и страшен был гнев верховного знахаря. Он доложил о проступке Тор’гай наместнику Тора’джину, и тот приговорил Тор’гай к смерти.
Ей отрубили голову.
Так Мамбике и Квай остались сиротами. Мбогу великодушно согласился взять на себя опеку над детьми, и вскоре обнаружил в Мамбике, которой было тогда пятнадцать, задатки знахаря. Он взялся обучать её древнему ремеслу общения с духами. Его замыслы простирались гораздо дальше: в деревне не было больше знахарей, и Мбогу понимал, что ему со временем понадобится замена. Вот такую замену он и готовил себе, обучая юную Мамбике.
Что же касается Квая, то Мбогу невзлюбил его с самого рождения. Тем более, что, подрастая, Квай обнаруживал в себе черты своей матери-предательницы, а не героя-отца. Был Квай трусоват, нрав имел мягкий и незлобивый. Вот то ли дело Мамбике! Та — истинная дочь своего отца, смелая, остра на язык, дерзкая. Она не боялась перечить даже Мбоге, но тот за это на неё не сердился, а наоборот, втайне гордился тем, что дух Зур’мана не исчез из этого мира, но передал свою силу этой способной, хотя и наглой девчонке.
Но Квай! Мбогу качал головой. Мало того, что труслив и мягок, так ещё и хилый, слабосильный. Воином ему никогда не стать… Может, думал Мбогу, паренёк проявит способности знахаря? Но нет, никаких способностей! Наконец Мбогу отчаялся, плюнул, и отдал Квая на попечение старому следопыту Зар’хаю. Раз воевать Квай не сможет, раз знахарем ему не стать, то, может статься, Зар’хай научит его искусству Ступающих в Тень?
Зар’хай был стар. Учеников у него не было давно, да и сам он порядком устал от воин. Но приказа верховного знахаря ослушаться он не мог, и принялся учить мальца искусству… рыбалки.
Рыба, говорил Зар’хай, она хитрая. Она себя так просто поймать не даст. Нужно самому стать рыбой, чтобы понять, как рыба думает. А когда знаешь, как рыба думает, поймать её несложно…
Много лун минуло с тех пор.
Квай вырос. Правда, отношение к нему в деревне не изменилось. А за свой чудной характер он прослыл дурачком, балбесом. Так его и называли: Квай Балбес.
Правда, уроки Зар’хая не прошли даром: рыбак Квай был первостатейный. Но вот беда — как только Квай достиг того возраста, когда Зар’хай мог начать учить его искусству Ступающих в Тень, старик умер. Но перед смертью он сказал Кваю:
— Я не смог научить тебя многому. Но самому главному я тебя научил. Хочешь поймать рыбу — научись думать, как рыба. Но это правило работает не только с рыбой. Хочешь убить врага — научись думать как он…
Сказал, и помер.
Квай опечалился. Из всех только Зар’хай и сестрёнка Мамбике относились к нему как к равному, как к троллю.
Старого мастера похоронили. Отгремели ритуальные барабаны, затихли песни. И Квай вернулся к обычной своей жизни.
Что ж, думал он. По-крайней мере, я умею ловить рыбу. Этого у меня никто не отнимет.
Но время шло, и Квай достиг совершеннолетия.
В тот день наместник Тора’джин вызвал его к себе. Там же был и Мбогу.
— Ты достиг совершеннолетия, Квай, — сказал Мбогу, — теперь ты больше не ребёнок, так что ты должен заслужить право называться амани, быть одним из нас. Твой статус в племени… Твой отец был героем, но твоя мать стала предательницей. Духи не ответят на твои воззвания, и не примут твоих подношений. А дух твоего отца сможет обрести покой лишь тогда, когда ты докажешь, что ты достоин называться амани. Поэтому мы с вождём Тора’джином решили дать тебе шанс. Мы дадим тебе задание. Если ты справишься — заслужишь уважение племени и благоволение духов. Не справишься — и тебя ждёт участь изгоя, а дух твоего отца останется навеки очернён деянием твоей матери.
Квай молчал. Да и что тут скажешь?
— Твой путь лежит на запад, к Озеру Упавшего Солнца. Там живёт племя эльфов, наших заклятых врагов. Ты ведь следопыт? (Квай робко попытался что-то возразить, но Мбогу его не слушал) Вот и хорошо. У эльфов сильное джу-джу. Убей десять эльфов, и принеси мне их черепа. Тогда я заберу их джу-джу себе, и узнаю, как нам победить их, и прогнать раз и навсегда с этих земель, как мы прогнали акири.
— Но я никогда не видел эльфов, — просто сказал Квай. — Как я пойму, что это эльф, если поймаю его?
— А, это просто. — Мбогу скривился, — Слушай. Предания гласят, что в Эпоху Расцвета Империй небольшая группа троллей-отщепенцев покинула пределы империи, и ушла к Озеру Упавшего Солнца. Никто не знает, откуда взялось Озеро, но говорят, что оно обладает огромной силой. Якобы его оставили Чужие Боги. Я спрашивал духов, но они ничего не сказали мне. И вот, эти тролли, они предали духов-Лоа, и стали поклонятся Озеру Упавшего Солнца. Озеро дало им часть своей силы, но самих их изуродовало до неузнаваемости. У них белые глаза и нет клыков. Они обросли волосами, зато лицо стало напоминать череп, обтянутый кожей, которая у них приобрела сине-фиолетовый оттенок. Они назвали себя эльфами, стали строить не менее уродливые дома из камня, посвящая свои храмы Солнцу и Луне. Да, особенно Луне. — Мбогу задумчиво почесал за ухом, — Странные они. Силу дало Солнце, а поклоняются Луне. Должно быть, они просто сошли с ума. Ведь сила, идущая от Озера — злая. Она куда сильнее магии вуду, но она способна пожрать того, кто ей обладает. Ну, так говорят. — старик пожал плечами.
— Как же я смогу убить их, если они такие сильные? — спросил изрядно напуганный и запутанный Квай.
— Это не так сложно. Они хоть и обрели эту злую силу, но отвернулись от духов. Духи больше не хранят их. И убить их можно, хотя и непросто. Именно поэтому мы и даём тебе такое задание. Если ты сможешь убить десять эльфов, то станешь великим воином, достойным славы своего отца. А я смогу изучить их джу-джу, и понять, как нам выгнать их с наших земель. Ты понимаешь, Квай, что они не хотят уходить от своего Озера. Но духи говорят мне, Квай, что если мы не прогоним их оттуда, то случится страшное. Духи не говорят, что именно. Но духи никогда не говорят ничего просто так. А теперь, ступай. И пусть духи хранят тебя. Если тебя убьют, духи скажут мне. Иди.
И Квай пошёл. Собрал немногочисленные пожитки, свою старую удочку, и нож, который некогда подарил ему сам Зар’хай.
«Держи, Квай. — сказал старик тогда, — Этот нож тебе ещё не раз пригодится. Не смотри, что он некрасив. Зато он неприметен, и ты сможешь спрятать его так, что трудно будет найти. Ты сможешь убить им кого угодно — или просто разделать им пойманную тобой рыбу..»
Мамбике дала ему с собой в дорогу несколько копчёных грязнотинников, а ещё дала небольшой мешочек.
— Там травы, особый сбор. Носи всегда с собой, это оберег. Я его заговорила, от многих напастей тебя убережёт. Главное — не храни его рядом с ножом. Он этого не потерпит, и силы уйдут.
Она помолчала. Она была не слишком-то сентиментальной, эта молодая троллиха.
— Иди, братишка. И пусть духи хранят тебя.
И Квай отправился в путь.
…
Дни шли; давно осталась за спиной родная Шаол’Вата. Ночь, как обычно, сменяла день, и всё шло своим чередом. Квай ел пойманную им рыбу; приготовленного Мамбике грязнотинника он спрятал на самый крайний случай, потому что сестра знала особый рецепт, и приготовленный по этому рецепту грязнотинник мог храниться много дней, и не портиться.
Дорога таила свои опасности. На нагорье, где он оказался, водилось множество ящеров, воспринимавших беднягу Квая исключительно как еду. А так как бегали ящеры очень быстро, спастись от них бегством было невозможно. Но Квай вспоминал то, что говорил ему Зар’хай. Он говорил о том, как рыба прячется, застывая среди водорослей, и хищник не видит её. И Квай замирал, и переставал дышать, и ящер думал, что Квай мёртв. А когда ящер подходил ближе, желая полакомиться Кваем, тот одним движением рассекал ему горло своим рыбацким ножом.
Но ящерами Квай не питался.
Не менее опасными были большие мохнатые пауки, но в окрестностях Шаол’Ваты и соседних деревень пауки водились тоже, и эти пауки были священными животными Шадра-Лоа, Матери Пауков. Возможно именно по этой причине пауки Квая не трогали, а он думал о том, что Мамбике наверняка принесла подношения всем Лоа, чтобы их дети не трогали его.
…
Эльфа он увидел совершенно неожиданно.
Там, за полем разнотравья, начинался лес. Огромные стволы невероятной толщины уходили в небо. Квай даже поёжился. Амани были лесными троллями, но никогда Квай не видел такого леса. Он чувствовал, что этот лес так же отличается от его леса, как он, Квай, отличается от этих самых эльфов.
Меж камнями плутала речушка, берущая своё начало в этом странном лесу, и вот там, на камнях, закинув удилище в воду, сидел эльф.
Выглядел он… В целом Мбогу описал похоже. Фиолетовая кожа, длинные зелёные волосы, чудная одежда, словно сотканная из листьев. А глаза были скорее серебрянными, чем белыми. Ну или вот как Луна.
Квая он не видел. Он был так увлечён рыбалкой, что, казалось, не замечал вообще ничего вокруг. Квай заметил, что рыбачить эльф умеет плоховато, он был весь напряжён в ожидании клевка. Квай мог бы подобраться сзади, и просто перерезать ему горло — тот бы не успел ничего заметить.
Но Квай не спешил. Ему было интересно. И немного грустно: он не воспринимал эльфа как врага, эльф был ему интересен, кроме того, Квай не мог представить, чем эльф может быть опасен для него.
А потом он вдруг вспомнил про ту самую магию, про которую говорил Мбогу.
Это несколько отрезвило его. Тут же вспомнились слова Зар’хая:
«Рыба не станет ждать, пока ты её поймаешь.»
Жизнь отчего-то состоит из одних только смертей, подумал он. Чтобы жить, мне нужно убить его. И то, о чём говорили духи, угроза миру.
«Я хотел бы жить не так.»
Он занёс нож для удара, и тут, совершенно непроизвольно, из его груди вырвался тяжёлый вздох.
От неожиданности эльф свалился в воду; промахнувшийся Квай потерял равновесие, и упал туда же. Теперь они сидели друг напротив друга, мокрые, и смотрели друг на друга. Со страхом. Квай понимал, что он может рвануть, прямо сейчас, застать эльфа врасплох, пока тот ещё не очухался, убить… Но что-то внутри него не хотело этой смерти.
А эльф между тем пришёл в себя, и.. исчез! Вот сидел тут, и пропал.
И Квай вспомнил.
«В некоторых реках водится странная рыбка, — рассказывал Зар’хай, — Старики называют её рыбой-призраком. Говорят, стоит её выловить, как она исчезает. Просто исчезает, будто бы и не было. Поэтому некоторые незнающие рыболовы считают эту рыбку чуть ли мифической. Но я-то знаю правду. Рыбка умеет становиться прозрачной. И — бум! — словно пропала. Но ты ей не верь, она просто хочет тебя обмануть. Чтобы выжить, конечно. И ты можешь её заметить, если всмотришься. Ведь стоит ей пошевелиться — и она снова станет видимой.»
«Так этот эльф — как та рыбка!»
Квай понимал: раз он не видит эльфа, то уж тот-то его точно видит. Он не в первый раз пожалел о том, что старый Зар’хай не успел обучить его искусству Ступающих в Тень…
И тут эльф проявил себя.
Он сидел там же, где и исчез — Квай помнил. Но эльф воспользовался замешательством Квая, и невесть откуда взявшийся нож в его руке свидетельствовал о том, что эльф не намерен покидать этот мир без боя. Хотя Квай видел: эльф его боится. Он видел страх в его серебряных глазах — он никуда не исчез.
«Никогда не бойся, — говорил Зар’хай, — твой страх — твой предатель, если ты боишься — ты уже побеждён.»
И Квай не нападал. Откуда-то взялась уверенность. Он сам себе удивлялся: ведь всего несколько лун назад он до смерти боялся даже храмовых пауков Шадра-Лоа.
Эльф, кажется, понял, что Квай не собирается нападать, и словно расслабился. Не опуская, впрочем, нож, он стал медленно отступать в сторону леса.
Он отвёл взгляд всего на миг — Кваю этого хватило. Он резко выбросил руку вперёд, нож свистнул в полёте, и проткнул кожу эльфа там, где должно было биться сердце.
Эльф схватился за нож, истекая кровью, силясь вытащить его из груди. Но он не знал, что на ноже, почти у самой рукоятки, лезвие ветвилось натрое; и теперь эти шипы крепко засели в его мыщцах, не давая вытащить нож.
Он что-то прокричал на незнакомом Кваю языке, а потом упал. Квай слегка повернул нож, и, вытащив его из груди эльфа, вонзил его в основание шеи. Эльф тут же смолк и обмяк.
Журчит весёлая речка, журчит. Смывает речка кровь, уносит прочь запах смерти.
Аккуратно очистив череп от кожи и мяса, Квай бережно уложил его в свой мешок. Останки эльфа он оттащил подальше от леса, к полю, и слегка присыпал землей. Очень скоро ящеры позаботятся о том, чтобы от них ничего не осталось.
Да. Враг был побеждён, первый череп был добыт, и всё же Квай ощущал смутную тревогу в сердце. Его тревожил крик эльфа. Лес рядом, а там и другие эльфы, наверняка. Он же мог предупредить их, и теперь они могут поймать Квая, и жестоко отомстить за убитого собрата.
Но он не мог укрыть от себя то, что тревога поселилась в сердце его и по другой причине. Он понимал, что зря убил эльфа. Он чувствовал, что не хотел его убивать. Но инстинкты, передавшиеся с молоком матери, память многих поколений троллей, память о том, что врага нужно убить, пока враг не убил тебя, — от этого никуда не скрыться.
Эльфы были там, в лесу. Он чувствовал это. Он понимал, что ему повезло встретить здесь этого непутёвого рыбака. Там, в лесу, эльфы чувствуют себя как рыба в воде. Там убить их будет сложнее.
Ну что ж, подумал он. На то она и рыба, чтобы её ловить.
Он вспомнил о том, что эльфа можно было и съесть, но затем прогнал эту мысль.
«Всё это как-то неправильно. Так не должно быть.»
И, наспех перекусив рыбой, он ступил во владения леса.
Комментарии закрыты.